Ученик Горы-чародея

Мне вчера снилась очень красивая легенда, в стиле Бажова или горских сказок (той же Ушбы).

Захотел один юноша научиться колдовать. И пришел из страны полей, где он жил, в страну могучего Горы-чародея. Гора-чародей был настолько силён, что никогда не показывался в облике человека - только раскатистый голос шел откуда-то из недр пологой горы. А еще, говорят, иногда чародей невидимкой гулял по окрестным лугам.

Гора-чародей взял юношу в ученики, и долгие годы раскатистый голос отдавал мальчику приказания. Сначала ученик только носил воду да толок в ступе травы, затем варил целебные отвары и настойки, а после творил амулеты и заклинания.
Вот прошли годы, и ученик решил, что научился всему, чему он хотел. Он пришел к Горе-чародею и сказал, что ему пора возвращаться домой.
- Хорошо, - сказал Гора-чародей. И дал ученику последнее задание.

Уходя от страны гор, должен был юноша, не оборачиваясь назад, посадить три поля цветов. Первое - маки, второе - дикие гвоздики, третье, васильки.
Отошел юноша от Горы-чародея на расстояние первого поля, остановился, махнул назад рукой с чудесным заклинанием - и выросли за его спиной алые маки.
Отошел юноша на расстояние второго поля, махнул рукой, не оборачиваясь - и выросли за его спиной полевые гвоздики.

Отошел юноша на расстояние третьего поля, махнул рукой, и начали прорастать за его спиной васильки... но так стосковался юноша по родной стороне полей, что не утерпел - и глянул одним глазком.
И тотчас же сам
обернулся маленьким
синим
васильком.

Как и другие ученики, что не смогли уйти от Горы-чародея.
Вот почему у подножия гор так много цветов.

Синусоида Одиссея

Я внезапно устала упиваться собственной экзальтированностью и одиссейством, временно вычла из себя сражение, заострённость, резисторы - 

- и ничего не осталось.

Если вычесть из меня Одиссея, останется только усталость.

Я внезапно почувствовала пренебрежение к своим старым играм - в героя-одиночку, в маленького неутомимого зверя...

Эта неделя была почему-то очень тяжелой.

Хотя не так много случалось ранних подъемов - раньше, чем солнце, - и преодолений - сильнее, чем соковыжималка.

Ничего особенного не происходило. Я не спасала мир, не совершала вселенских открытий, не сражалась с чудовищами. Почти не драматизировала.

И просто - хотела - покоя.

Сидеть, щуриться на солнце, чувствовать, как луч скользит по лицу. И чтобы обязательно трава вокруг высокая - да, обязательно трава! Потому что иначе и быть не может. Хочется сидеть и смотреть...

Сидеть и смотреть.

Сегодня был снег, я люблю его смотреть, а ходить его - не люблю. Вот идёшь, думаешь: бронетанковой походкой бронзового Петра Первого! Или, еще лучше: ррроковая женщщщина!! 

А получается пингвин.

И что бы ты ни думал, что бы ты ни включал у себя в плеере - все равно пингвин

получается.

...И ничего больше не получается.

Скоро 19, вообще-то.

Я не думаю о цифрах обычно.

То есть, по-моему, это ничего не меняет. Я не сильно обращаю внимание на подобные мелочи, потому что жизнь - это процесс, а твоя характеристика в этом (тем более, формальная) - уж точно второстепенна.

Зато нечётные числа интереснее чётных. Это такой же непреложный закон, как то, что в високосный год всегда случаются неприятные вещи (все ведь знают, что это непреложный закон?).

Чётные года - более устойчивые. Более стабильные. В них ты живешь на какой-то одной волне, на том, что ты уже понял и наработал. В нечётные годы, наоборот, разрабатываешь новую эмоционально-теоретическую базу. 

Наверное, это какой-то закономерный процесс. Как синусоида или что похуже.

Собственно, всё в этом мире немножечко синусоида... А то, что не синусоида - видимо, воробей. (Театр абсурда).

Надо бы начать составлять списки о том, чего я хочу, как говорится, по жизни.

Например, я хочу погладить живую альпаку. И выпить кофе на Эйфелевой башне, и стать хорошим писателем. 

И, может быть, жить долго и счастливо - но одиссея всё-таки интереснее, чем стремиться к комфорту.

Две черты гения

На мой взгляд, гений складывается в первую очередь из двух черт: из наблюдательности и безжалостности. Этими словами, кажется, можно обобщить все то, что я собирала по крупицам последнее время.

Что же эти черты представляют собой?

Начну с наблюдательности.
Наблюдательность есть ни что иное, как возведенная в абсолют способность Смотреть. Это - игра, которой научился у Седого Сфинкс: заходя в комнату, говоря с человеком, в движении или в покое - всегда обращай внимание на детали; совершенствуй и заостряй свой неспособный человеческий взор.

Я замечаю невероятное множество мелочей. Вернее, так: я всегда видела много, но с каждым годом моя способность смотреть становится только больше. К примеру, я замечаю все, что связано с солнечным светом (нежданная радуга на мраморных стенах, рассветы, закаты, лучи); вижу тысячу тонкостей, связанных с людьми и окружающим миром.
Наблюдательность - это уточненная фактами эмпатия. Или эмпатия, на деле, рождается из способности наблюдать, запрятанной в подсознании? Я стараюсь восстанавливать всю цепочку: увидев что-то - почувствовать; испытывая эмоцию - понять, что меня к ней привело. Мой склад характера идеален для исследований: я наблюдаю за мимикой и жестами как мультипликатор, познаю эстетизм как художник, облекаю в слова как поэт - даром, что обобщающее слово для меня сейчас "историк".

Нельзя наблюдать поверхностно, либо ты видишь все, либо - ничего. Я выбираю первое. Мой мир населен "фантастическими тварями", которые и не снились другим: солнечными лучами, совершенным сиянием мира в сплошном снегопаде, мимическими морщинами, интонациями бархатных голосов.
Без этого не существует творца. Ты ничего не создашь, если не увидел великого эстетизма созданных граней.
Я помню такой диалог из книги - по-моему, из воспоминаний кого-то серебрянновечного: 
- Удивительно, он был таким хорошим поэтом, но так плохо писал...
- Ничего удивительного! Эти совершенно не связано между собой; именно так чаще всего и бывает.
Иными словами, наблюдательность - это самое важное. Это - на первом месте.
Тогда как хорошо или плохо писать - дело техники и удачи. Это можно приобрести.

Мне кажется, я стану хорошим поэтом тогда, когда стану писать так же, как я умею смотреть.

Ну а вторая черта гения - это безжалостность.
"Будь безжалостным, если речь о совершенстве заходит" (Мария Давыдова). 

Эта идея, приходящая в разных формулировках, давно уже стала лейтмотивом в моих кругах. Высказал ли её кто-то первым, или мы собрались вместе, притянулись, как в молекулу - атомы, лишь потому, что рано или поздно мы должны были это для себя открыть?..
...Мне нравится иногда представлять, что у меня есть своя "Афинская школа". Этакое собрание мудрецов (даром, что большинству из нас нет и двадцати), которое исповедует одни истины, сохраняет одни картинки, вдохновляется теми же песнями, теми же мотивами и словами. Знай, куда смотреть - и ты увидишь, что идеи, как переходящее знамя, кочуют от одного из нас к другому, переплетаются, расцветают содержанием и облекаются в новые формы.
...Но это было лирическое отступление.

Гений складывается в первую очередь из двух черт.

Безжалостность - это перефразированная работа над собой. Невзирая на обстоятельства, преодолевая усталость и собственные слабости. Это - умение Встать и Идти, когда твоих сил хватает только на Взять и Умереть.
Это плеть-молния, которую держишь ты сам. В английском языке - "сделай или умри", а в русском - "умри, но сделай". Это показательно; я за второе; но то, что от меня зависит - это "делай, пока не умер", действуй на пределе своих возможностей, пока ты еще здесь.
Это твоя функция, твой вечный смысл. Если раб не работает, его секут плетью. Если ты стоишь на месте, твоя молния самым тяжелым наказанием хлещет тебя. Только ты сам имеешь право быть к себе настолько жестоким - никто другой просто не рискнет брать на себя такую ответственность и подобную тяжесть.

Я помню, что всегда была к себе строгой. Намного строже, чем позволяла - к другим.

Я помню, как это появилось впервые в осознанном виде. Мне тогда нужно было что-то сделать - хотелось сделать совершенно, хотя можно было вовсе не; взять себя в руки долгое время не получалось.
И тогда я сказала:
чтобы двигаться дальше, мы должны быть сильней своих слабостей. Ясно, Лиса?
Это было так просто и так очевидно.
Сила - в преодолении слабости. Безжалостность - в том, чтобы выбирать преодоление вместо комфорта.
Позднее эта идея свелась всего к трем словам, к моему лейтмотиву, молитве: "быть сильнее себя!" Категорический императив книжного персонажа, ежесекундно - лучшее, на что мы способны.
"Ковать металл - это ночи без сна и мозоли, это когда зима или весна, а тебе всё равно больно, потому что работаешь - над металлом и над собой..."

Так и живем.

Мне кажется, гений складывается в первую очередь из двух черт. И пресловутая гениальность - это не степень одарённости. Это способ мышления. Это выбор, в котором ты не сомневался.

↣↣↣
И когда надо мною небо клином расходится
и хочется
всю свою душу выплакать и умереть,
сердце рвется наружу и нервы колются,
я говорю себе:
хватит
себя
жалеть.